ЭМИЛИЯ* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Летние ночи светлы и коротки… Катрина как обычно сидит сбоку от меня на стволе вяза, почти лежащего на земле, и рассказывает очередной секрет.
Я чувствую себя лёгкой, невесомой, как пылинка в лунном луче… Мне хорошо здесь…
«Сейчас она появится…» - шепчет Катрина - «Она всегда приходит сюда, ищет своего сына… Баронесса Мюргит жила в замке давным-давно, ещё когда тут полыхали гуситские войны… Она осталась вдовой, с семилетним сыном, но управляла поместьями не хуже мужа.
Вот только характер у неё был ужасный. Вспыльчивая, мстительная, жестокая… Её все боялись, даже мальчик, которого мать должна была очень любить. Наверное, и любила по своему… Но часто наказывала.
Вот и в тот раз, стоило ему закапризничать, когда мать веселилась с гостями на званом пиру, баронесса вспылила, потащила его в подвал и заперла в какой-то кладовой.
Няньки бросались ей в ноги, умоляя выпустить мальчика, но хозяйка сказала, что пусть лучше крысы сожрут непослушного ребёнка, чем он будет продолжать позорить её перед гостями. Под страхом кнута запретила им и близко подходить к дверям… Так что она продолжала веселиться, малыш плакал, потом затих… А утром его нашли мёртвым. Замёрз он или умер от страха, никто не знал, но крысы
успели поживиться свежей плотью…
Конечно, баронесса велела казнить всех нянек и домашних слуг, обвинив их в недосмотре… А сама вскоре окончательно помешалась и однажды выбросилась из окна…
Её склеп – один из старейших здесь… Вот уже не одну сотню лет она ходит по лесу, разыскивая мальчика и добиваясь прощения. Но её ребёнка нет здесь, и никогда не было… Я не знаю, кто её простит…»
- Кэтцхен, а хорошие истории у тебя есть?..
- Конечно… Какие соседи, такие и истории!..
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Он ждал меня на тропе, там, где начинаются границы Города. Неподалёку от надгробия с моим именем.
Сперва я приняла его за одного из обитателей старой рощи, но он пошёл мне навстречу, и сразу стало ясно, что он такой же обычный человек, как я… пока…
Я успела испугаться. Хотя мои чувства и были притуплены гипнотизирующим общением с Катриной и холодом. Ночь выдалась далеко не тёплая, у меня даже в перчатках пальцы онемели, замёрзли…
Впрочем, в свете полной и яркой луны я смогла рассмотреть его и узнать прежде, чем он заговорил. Вернее, попытался. Слова, видимо, разбежались. Если он и прокручивал мысленно свою речь, пока ждал меня всё то время, что я была в часовне, то выдать смог лишь «Э-э, здравствуй… Э-эми… Я тут… Я как бы… Хотел с тобой поговорить…»
Робби Бломм, кажется так его зовут. Я видела его в школе, учится классом или двумя младше меня.
Незаметный такой, я только его белобрысую макушку для себя и отметила. Так что была бы крайне удивлена этой встречей в три часа ночи на старом кладбище… Если бы меня не предупредила Катрина.
Когда пришла её очередь «рассказать секрет», она вместо новой истории загадочно улыбнулась и поведала, что за воротами меня давно кое-кто ждёт. Я начала допытываться, кто это, что это значит, что мне делать, не опасен ли он мне? Она призадумалась, но сказала, что, скорее всего, нет… И попрощалась, не оставив мне выбора, кроме как пойти домой.
Это не значит, что я не удивилась, увидев Робби. Его появление сулило какой-то новый поворот захватывающей истории. Так что я дала ему шанс и после его бессвязного приветствия сказала:
- Я тебя помню. Наверное, у тебя есть причины находиться здесь в столь поздний час. Было бы очень интересно узнать о них…
Белобрысый мальчишка тем временем собрался с духом и ответил:
- Я ждал тебя. Если быть точным, я пошёл за тобой, когда ты вышла из дома, но остался ждать тебя здесь… Я не знаю, зачем ты сюда приходишь, но… Я давно заметил, что ты стала уходить не после занятий в школе, а по ночам. Я не мог не пойти следом. Я всё размышлял, стоит ли… говорить… Но… Я всё время думаю… о тебе…
С этими словами он протянул мне до того мной незамеченную розу. Белую. У меня защемило сердце от жалости к мальчику и от того, как красива эта минута… Забыла и о холоде, и о том, что хочется спать…
Растерялась. Что мне сказать ему? Что делать? Зачем он мне, я знать его не знаю… Мои мысли так далеки от всех этих девчачьих глупостей… Но… Он пришёл за мной в Город Мёртвых с белой розой и долго ждал меня, наверняка мучаясь вопросами без ответов… Он не такой как все, наверное…
И всё же нет, мне нечего дать ему, мне вообще нечего дать кому бы то ни было, даже будь сейчас предо мной Люми, я не нашла бы в себе той любви, что переполняла меня прежде. Так пусто в душе, так холодно… Интересно, где он взял розу? В Гроссен-Идене нет цветочного магазина, наверняка срезал в чьём-то саду…
Поняв, что задумалась слишком надолго, а мальчик ждёт ответа, я со всей возможной мягкостью проговорила:
- Ты зря пришёл. Моя жизнь сейчас такова, что в ней нет места посторонним. Я сама-то едва выживаю в её тесноте… Давай сделаем вид, что этого разговора не было и мы вообще не встречались сегодня.
Наступило самое холодное время ночи, неудивительно, что нас обоих трясло так, что это заметно было со стороны… И всё же стояли не шелохнувшись.
Розу я не взяла, ждала, когда он отступит, пропуская меня по тропе, и тогда, если припустить почти бегом, можно, наверное, согреться.
Робби опустил голову и подозрительно долго молчал. Каким-то шестым чувством я поняла, что мои слова ранили его больнее, чем я думала.
Да это же, пожалуй, истерика, настоящий взрыв под маской окаменевшего лица!..
Мне стало страшно за него, когда я увидела, что он сжимает в кулаке усаженный шипами стебель розы так сильно, что по нему вниз стекает кровь… Я присела совсем близко, проследив взглядом, как редкая капля падает с белых лепестков.
Страх исчез, меня всегда завораживала кровь… Нет, конечно, не всё подряд… Я не имею в виду дурацкие фильмы ужасов или лужицу под размороженным мясом…
Просто бывают моменты, когда кровь – это что-то необратимое, свидетельствующее о хрупкости нашего бытия…
Случайный порез – доля секунды, и вот какая-то целостность разрушена, привычного больше нет, и нельзя воссоздать форму как в пластилине, а в долгие мгновения до вспышки боли я заворожённо смотрю на ранку, которой только что не было и не предвещалось…
Хуже – когда обрывается жизнь, внезапно, неправильно… Авария, выстрел, падение… неважно. Кто-то жил и думал о будущем, строил планы, любил… И в один миг всё так страшно рушится… Обычно окрашиваясь кровью…
В общем-то, меня гипнотизирует не столько кровь, сколько это мгновение перехода от одного состояния в другое, от целого к разбитому, от жизни к смерти, и когда случайно ломается растение или разбивается любимая вещица у меня так же обрывается сердце, так же зависаю вне времени… бывает…
А ещё мне послышался язвительный смех со стороны наблюдающих за нами высших сил. Паззл вернулся ко мне с другими деталями, но с тем же смыслом… Ведь я так же стояла, с повреждённой рукой, потерянная и опалённая стыдом, перед Даутцен…
Пожалуй, всё это длилось недолго – мой транс и сдержанный психоз Роберта – может быть несколько секунд… Потом я протянула руку за цветком.
- …Что ж, теперь я не могу от неё отказаться. А ты псих… Но зато не как все. Пойдём, иначе сейчас здесь будет двумя обитателями больше…
От холода зубы стучали так, что я еле могла говорить. Мы молча сорвались на очень быстрый шаг, через какое-то время немного согрелись.
- Как ты? – спросила я на ходу.
- Нормально.
- Мне нечем перевязать тебе руку. Если будешь вести себя тихо, зайдём ко мне, посмотрим, что с ней.
- Хорошо.
- Ты меня напугал. Всегда такой вспыльчивый?
- Нет. Сам себя боюсь.
Обрывочными фразами мы обменивались по дороге до самого дома. Прокрались в мою комнату, я залила дырки от шипов перекисью водорода, забинтовала ему ладонь, а розу повесила вниз головой у окна, сушиться. Всё равно вазы с водой для неё не нашлось бы…
Потом я поняла, что если сейчас не лягу спать, мой мозг отключится самостоятельно и без предупреждения, поэтому оставила разговоры на будущее и отправила Роберта домой.
Оказывается, он живёт в доме напротив моего. И как я раньше не замечала?..
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Да, тот большой дом напротив. Он почти скрыт за деревьями, но, как сказал Робби, из своей комнаты он может видеть моё окно… Что, собственно, и помогло ему узнать обо мне довольно много…
Мне ничего не стоило после его признания повесить на окно плотные шторы, но я не стала этого делать, как будто говоря ему «меня всё устраивает»… Не каждый день чувствуешь себя картиной в раме. Пусть любуется, не слишком-то много он там и видит…
К тому же это как бы моя благодарность за несколько превосходных мгновений, которые он, сам того не зная, мне обеспечил… Я позвала его в гости на следующий день после нашего «знакомства». Увидев стоящую на моём столе фотографию Люми – я не люблю постеры – спросил, кто это.
- Любимый человек… - ответила я. Он опустил глаза, погрустнел, и я поняла, что он решил, будто я с Люми встречаюсь!.. Ни слова не соврав, я чувствовала себя стоящей на пьедестале… Робби счёл меня достойной быть рядом с Люми!.. Словно – раз! – и создал отдельную реальность, где всё так и есть!.. Это было приятно…Но чтобы его не расстраивать, я подвела черту:
- Он в Берлине. Я не видела его несколько месяцев и, может быть, никогда больше не увижу.
Робби повеселел, а я всерьёз испугалась от такой перспективы насчёт Люми. Срочно, срочно нужно обратно в город! Сколько там всего без меня произошло!.. Но…
Лучше поговорю в ближайшее время с Катриной, может быть, она что-то посоветует…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Стояла прекрасная августовская ночь, луна освещала лёгкие облака, кроны деревьев и крыши, рисуя сказочную картину лёгким контуром… Я не пошла в Город Мёртвых. Я гуляла с Робби.
Не знаю, как так вышло, но вопреки моему намерению не встречаться с ним, мы проводим вместе уже не первый день. Я позволяю ему держать меня за руку… Да что там, пожалуй, я позволила бы ему всё, сама себе удивляясь…
Вероятно, до сих пор я просто не понимала, как мне нехватает любви. Быть кому-то нужной. Быть любимой. Быть идеалом.
Робби наверное никогда ещё не подходил так близко к девушке, он не отваживается и на поцелуй, а я уже почти жду этого… Не понимаю, ведь я вроде бы к нему равнодушна…
Всё, что я к нему испытываю – это благодарность. За то, что я ему нужна… Но почему-то слегка волнуюсь перед встречей. И мне небезразлично, как я выгляжу. Не понимаю.
Он как будто пробуждает меня от прекрасного сна, и я ещё не проснулась настолько, чтобы что-то чувствовать… И не хочу просыпаться. Ощущения, которые мне наиболее известны – это боль, безысходность, тоска…
Я почти не слушаю его, когда мы идём рядом и он что-то рассказывает. Я слушаю себя… Мне нравится тепло его руки. Но ночью я вернусь к холодным плитам древнего склепа, к совсем другой, моей настоящей жизни...
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Я показала ему свою любимую дорогу до развалин замка, слушала его рассказы о том, куда бы он хотел поехать и кем стать…
Я ходила с ним по улицам вечернего Гроссен-Идена, но ни шагу не сделала ему навстречу, потому что по-прежнему не чувствовала никакой влюблённости…
Я была у него дома, и немного больше узнала о нём…
Старенький компьютер есть только у его старшего брата, у Робби – книги на полках почти до потолка. На почётном месте – Майринк, Стокер, Борхес, Лавкрафт, Эверс, По, Кинг… Я начала уважать этого мальчика… Хотя, кого я обманываю? Уважать я его стала после белой розы в Городе Мёртвых… Но теперь я хотя бы понимаю, что это не случайно.
Нас видели вместе мои одноклассники, наверное, мальчику достанется издёвок от них... Ему всё равно.
Он смотрит на меня так, будто в его руках какая-то драгоценность, и он сам ещё в это не верит… Мне льстит его отношение, но я начинаю чувствовать себя неловко. Принцесса Даутцен приняла бы всё как должное, но я – не она, я не такая замечательная, как он обо мне думает… Я особенная только в том, что меня выбрала Катрина...
Рассказываю ему о Даутцен, но он слушает, похоже, только потому, что может из этих рассказов узнать что-то обо мне.
Я испытываю странное мазохистское желание их познакомить.
Жеребёнок, хочешь увидеть Пегаса?..
Если он встретится с Даутцен, он забудет обо мне.
Она определённо покорит его, он не сможет её не полюбить и тогда поймёт, почему я её люблю. Её.
Поймёт и простит моё к нему отношение…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
- Мне кажется, что я насквозь вижу всех, кто здесь живёт. Я среди них вырос, все всё друг про друга знают… Это невыносимо. Ты – самая загадочная из всех, кого я видел… - его монолог становился интересным и я вынырнула из своих размышлений.
- Просто ты не видел почти ничего. Я показала бы тебе тот мир, где выросла я, но, боюсь, это тебя испортит… Впрочем, это так заманчиво – посмотреть, как тебя изменит мой Берлин…
- А Гроссен-Иден изменил тебя?
- Нет. Он – нет. Но вот Город Мёртвых… - …стоп, это не для него.
- Что ты там делаешь?..
- Я не могу тебе сказать. Знаешь, ты единственный из местных жителей, с кем я так общаюсь за последние полгода… С кем я разговариваю вообще за последние три недели. Возможно, это что-то значит, но не проси от меня слишком многого… Что хочешь, только не о Городе. Потому что всё, что я скажу, правдой не будет… Я сама ничего не знаю…
- По-моему, тебе нужно отвлечься… Гулять на кладбище – не самое полезное занятие… Да ещё по два-три раза в неделю…
- Мне больше ничего не нужно здесь.
- Ты любишь свою мать?
- Почему ты спрашиваешь?
- Я никогда не видел вас вместе…
- Я не умею любить людей. Тех, кто слишком близко, кто пытается хозяйничать в моей жизни… Было бы лучше, если б она жила в Австралии. Так со всеми. Только Даутцен – исключение. Она мне нужна рядом.
- Мне, значит, тоже лучше уехать в Австралию?..
- Не знаю… - ответила я. Честнее было бы сказать, что, скорее всего, не поможет. Робби милый, но создан не для меня. В нём нет этой утончённости, таланта, какого-то творческого сумасшествия, которые меня неизбежно привлекают… За его спиной нет чёрных крыльев, он почти обычный человек. Почти – потому что какая-то тяга к иной жизни в нём есть.
Запертые двери подсознания, за которыми таится что-то страшное.
Он говорил о вспышках ужасной всепоглощающей тоски, когда кажется, что в мире ему нет места и лучшее, что он может сделать – это уйти из жизни немедленно…
Знакомо…
- Знаешь, зачем я ношу эти браслеты? – кожаный с изящными клёпками на левой и несколько металлических на правой. – Не только потому, что они мне нравятся. Они что-то вроде предохранителя. На меня тоже нападает такое острое нежелание жить, и если я снова схвачусь за нож, нужно будет их снять, это даст мне немного времени и я, возможно, успею подумать ещё раз… - чёрт, почему я с ним так откровенна? Нашла, кому выговориться?.. Пытаюсь поразить его своей сложной натурой?..
- Снова?.. – переспросил Робби. И я, ужасаясь собственной откровенности, сняла браслет и показала ему длинный продольный шрам на запястье.
- Не смогла. И не советую. Впрочем, когда рассудок отключается и остаются одни эмоции, даже собственные советы ничего не значат…
Он промолчал и вдруг совершенно неожиданно обнял меня, прижав спиной к своей груди. У меня из глаз почему-то хлынули слёзы, но я только покрепче вцепилась в его руку, чтоб не отпускал…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
- Давай уедем отсюда?.. – предлагает он. – В Берлин? Сбежим от всех?.. У тебя там друзья, тебе будет легче… Я не могу видеть, как ты день за днём уходишь в себя…
- Я всегда такая была.
- Нет, весной я видел тебя грустной, раздражённой, задумчивой, даже счастливой, а теперь ты всегда равнодушна ко всему… - настаивал Робби. - Ты больше не смотришь по сторонам, когда идёшь по улице.
- Ты видел меня счастливой в Гроссен-Идене?.. – насмешливо перебила я.
- Да, ты гуляла в наушниках…
- Я и сейчас без них не хожу. Я не равнодушна. Музыка – единственное, что помогает мне выжить…
- Поедем в Берлин!..
- Глупенький, это невозможно… Нужно слишком много денег. К тому же, хотя я и не люблю свою мать, я понимаю, что кроме меня у неё никого нет. Как я её оставлю?..
- Я не могу объяснить, но вижу, что тебе нельзя здесь оставаться… Может быть, на уик-энд? Я договорюсь с отцом, он даст мне денег…
Соблазнительно, но маловероятно…
Или я просто боюсь вернуться? Обнаружить, что всем хорошо без меня?.. Даутцен так давно не звонит…
…В ночь накануне начала занятий в школе я иду в Город Мёртвых и ищу Катрину. Рассказываю её мои новые секреты, возвращаюсь под утро, замёрзшая…
Школа, обязанности, люди, уроки… Да, мне всё безразлично…
Волнует одно: когда начнётся зима, станет слишком холодно, снег выдаст мои следы, вырастут непроходимые сугробы – как я смогу приходить в Город Мёртвых?..
А не приходить – не смогу…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
- Кэтцхен, почему ты почти всегда рассказываешь что-то жуткое?
- Потому что тебе слишком хорошо здесь, потому что тебя любят эти деревья, потому что ты любишь этих ангелов – кстати, ты ещё не знаешь, как вот этому отбили его каменные крылья… В общем, для равновесия. Чтобы ты видела не только хорошие стороны.
А когда ты вдруг сомневаешься в своей любви к Городу, я рассказываю что-то радостное. Про тех двух влюблённых, например, которые встретились здесь спустя двадцать лет разлуки и одиночества, чтобы навсегда остаться вместе…
- Да, они милые… Но правильно ли это всё?.. Навсегда – не лишком ли страшное слово..?
- Таково было их желание. Даже перед алтарём они не произносили слов «покуда смерть не разлучит нас», потому что не хотели разлучаться навсегда.
- Ей было легче ждать его здесь, чем ему оставаться там?..
- Конечно. Но это не значит, что она не страдала. А теперь они не страдают оба. Чем плохо?
- Вечность может надоесть. И что тогда?..
- Увидим…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Совершенно неожиданно я, вернувшись под утро, столкнулась в доме с нашим соседом сверху. Он зажёг свет в холле – неяркий светильник – оглядел меня, веточки лесного бересклета в моей руке, и спросил, прежде чем я прошмыгнула к себе:
- Где бродишь-то ночами? Не в Городе ли Мёртвых?..
У меня перехватило дыхание, но я не стала отпираться, просто пожала плечами. Старик производил впечатление слегка помешанного. Нет, он был вполне сознателен, но у него была какая-то своя, странная логика. Или не было вовсе.
- …Я, признаться, думал, ты бегаешь ночами на свидания с какими-то мальчишками, с тем же младшим Бломмом, вроде в его сторону всё уходила… - заговорил он, присаживаясь. - Считал тебя дрянной девчонкой. А ты, оказывается, в Городе Мёртвых пропадаешь…
Я медленно разувалась, прислушиваясь. В конце концов остановилась, прислонившись к стенке. Старик говорил, будто бы даже и не ко мне обращаясь, как голос за кадром, как герой книги…
- Что ж, это я понимаю. Никто сейчас не понимает, а я понимаю. Когда я был маленьким, к кладбищу все относились иначе. Побаивались мы, чувствовали что-то… Оно было особенным, не таким, как другие кладбища… Будто зовёт всё время… Да не всех.
Интересно, изменился ли Город-то?.. Я там не был уже лет двадцать. Последние годы хоронят на новом месте, а пройти так далеко ноги уже давно не позволяют, из дома уже почти не выхожу…
А тебя, видать, что-то там зацепило?.. К кому тебе там ходить?.. Разве что к малышке Кирст, остальные-то родственники на новом лежат.
- Что за малышка Кирст? – поинтересовалась я, чувствуя, как от волнения немеет лицо и всё тело. Очень уж старик проницателен…
- Помнится, её последнюю в старом Городе Мёртвых и похоронили… Потом война, а после неё кладбище уже было с другого конца… Ах, как я плакал, когда она погибла… Даже и представить не мог, сколько смертей ещё придётся перенести… Она-то была первой, да и не в этом дело… Девочка была одной из нас, своей… Мы дружили, как всякая детвора с улицы. Я, мои братья, мальчишки и девчонки Кирстов, соседские дети… Ваша семья тогда была большая, а после войны осталась только Мария, младшая…
- Моя бабушка???
Картинка в голове начала складываться из кусочков… Я плохо знала бабушку, её девичья фамилия мне и вовсе неизвестна… Но судя по всему, будучи детьми они с этим господином Майером дружили, играли на улицах Гроссен-Идена… В дрожь бросает при осознании, что с тех пор прошёл почти целый век, что все уже умерли, жив только этот несчастный старик…
- Да, твоя, чья ж ещё… Я сам двадцать шестого года рождения, а она младше всех была, наверное, с тридцать второго… Так что я больше дружил с Катриной, она мне почти ровесница была… Везде с нами, мальчишками, бегала. Лет двенадцать ей было, когда случилось несчастье…
Искал её весь город, а нашли мы, наша ватага… Она лежала недалеко от дороги, под откосом, в зарослях цветов. Вся в кровоподтёках, израненная… Что за изверги её убили, так и не узнал никто. Много тогда негодяев по земле болталось, бунтовщики всякие, солдатня, бездомные… Сороковой год… Могли и за сумку с едой жизни лишить.
Я больше никогда в жизни не плакал так, как над ней тогда… Малышку весь город жалел.
Помню, такой ещё грех на душу взял – тоже, видать Город Мёртвых повлиял… У Катрины пёс был, почти с пелёнок при ней, уж так её любил, что недели через две-три после того, как её похоронили, сам помер, прямо возле её могилки и околел, не желал оттуда уходить…
Нас с братом так поразила эта преданность, что мы решили пойти на преступление и тайно, вечером, зарыли пса там же, рядом с ней, чтоб, значит, не разлучать…- старик замолчал, не то задумался, не то заснул.
…Я же после этих слов едва стояла на ногах… По лицу льются слёзы, сказать ничего не могу, лихорадочные мысли в голове скачут…
Ведь я же могу рассказать ему всё, рассказать, что Катрина и её пёс и по сей день вместе, здесь… Но он не поверит, подумает, что я издеваюсь… А если б и поверил, не стало бы ему от этого хуже?.. Видимо, он уверен, что Катрина Кирст сейчас в раю, что только там ей место и только там ей может быть хорошо…
Интересно, а в рай пускают с животными?.. На кладбище-то вот нельзя…
И как же теперь всё становится ясно!.. То, что, Катрина одна из всех заговорила со мной, что я чувствую в ней что-то родное, что моя дорога вообще прошла через Город Мёртвых… Мы принадлежим к одной семье и нам легче общаться…
- Ну, не реви, не реви… К бабушке-то ходишь? К деду? На новом кладбище, конечно, скучнее, но ваши все там, кого война не раскидала… А Город Мёртвых ты оставь, нечего туда так часто бегать…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
- Кэтцхен, я знаю, кто ты… Ты и я… Мы…
- Родственники?..
- Почему ты мне не сказала?..
- Это изменило бы что-то?..
- Ты только поэтому заговорила со мной?..
- Тебе так важно знать ответ?..
- Да, ответь мне!
- Ты задаёшь не те вопросы… Впрочем, мне было интересно, как ты узнаешь сама. Успокоилась?..
- Прости… Старик… То есть… прости… Да, времени прошло много, он уже очень стар, а ты… В общем, он мой сосед. Твой бывший друг. Забыла, как его зовут… Он всё рассказал мне. О том, что, с тобой случилось…
- Ты об этом?.. – она слегка развернулась ко мне и вместо Катрины я увидела окровавленную, неживую девочку. Прежде чем я успела испугаться, образ исчез. Она грустно улыбнулась:
- Я не питаю иллюзий. Я знаю, кто я. Рано или поздно, я уйду отсюда, как другие. Но пока… Я рада, что мы вместе.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
…Я лежала в больничной палате, смотрела на листок календаря с надписью «13 ноября» и пыталась собрать воедино свои воспоминания…
Здесь такая маленькая больница, всего три пустующие палаты, одна дежурная медсестра, старенький доктор… Убогая мебель, давно некрашеные окна, накрахмаленная постель…
Что я здесь делаю?.. Наконец исполнилось моё желание и все оставили меня в покое?..
Я помню морозный сумеречный вечер, Город Мёртвых. После очередной ссоры с матерью я примчалась туда прямо-таки вне себя… Помню, как выглядывала сквозь облака луна и серебрился снег, тонким слоем покрывший всё вокруг и сгладивший все знакомые очертания…
Я не помню, виделась ли я с Катриной, был ли там кто-то ещё. С кем я говорила? Кажется, ходила по лесу, кого-то искала. Кого же, если не её… Но нашла ли?..
Кажется, плакала в одиночестве и хотела, чтоб Город забрал меня навсегда… Не разрываться между ним и другой жизнью…
Я помню, как мертвенно тихо было в старенькой часовне и как я, успокоившись, безвольно засыпала.
Потом помню как меня тормошили, уводили – там был Робби и незнакомый полицейский – а я отбивалась и в слезах звала Катрину, кричала, что хочу к ней, звала Даутцен… Вспоминается, как сон, сумбурно и нереально…
В больнице мне сказали, что я могла замёрзнуть насмерть, что я провела в лесу около двенадцати часов…
Составляя картину из чужих слов и своих воспоминаний я пришла к выводу, что когда с утра мать не нашла меня дома, она всполошилась и, зная про Робби, пошла к нему. Не найдя меня нигде и помня, в каком состоянии я убежала из дома, обратилась к полицейским. С одним из них Робби сразу поехал в Город Мёртвых, они кое-как отыскали меня и увезли в больницу.
Кажется, что всё это было не со мной.
Что я делала там всю ночь..?
Я незаметно заснула, а когда проснулась, рядом сидел Робби. Видимо, пришёл прямо из школы, не заходя домой.
- …Ты должна мне всё рассказать.
Всё?.. Мальчик, ты сочтёшь это моими выдумками…
Кто поверит рассказу о жизни в Городе Мёртвых?..
Но… Если со мной что-то случится, пусть хотя бы кто-то будет знать о ней…
- … Это лучшее место, где я бывала… Те шутники, Герман с приятелями, думали, что напугают меня, посмеются, поставив там надгробие для меня… Но смеялись мы с Катриной… Потом уже, когда она с Вольфгангом встретила меня …
Рассказ мой был сбивчивым, но Роберт узнал почти всё, что знаю я.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Старик с верхнего этажа умер. Тихо, во сне. Я узнала об этом вечером, после школы. Его уже увезли. Моя мать сидела на кухне с двумя соседками и обсуждала похороны, которыми займётся муниципалитет.
Родственников у старика не нашлось. Мать хотела бы получить во владение весь дом, её интересовал вопрос завещания, наследников, законы и расходы.
- Можно ли похоронить его на старом кладбище, в Городе Мёртвых? – спросила я, встав в дверном проёме.
Женщины замолчали, переглянулись.
- Нет, это невозможно. Там давно никого не хоронят. Оно закрыто.
- Но он хотел этого, - я почти не лгала, знаю, что это так, хотя напрямую он мне ничего не говорил.
- Откуда ты знаешь? – вмешалась мать, - ты же с ним даже не здоровалась.
- Я говорила с ним. Пожалуйста, пусть сделают исключение…
- Нет, дорогая, - твёрдо сказала соседка, – невозможно.
- Не такая уж я и дорогая… - вполголоса ответила я и ушла. Стало тяжело на душе. Ничем-то я не могу им помочь…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
…Я всё больше засыпаю… Меня всё меньше в этой реальности с её серыми холодными днями, недовольными учителями, старым домом, безликими людьми…
Раньше ссоры с матерью, разговоры с Даутцен по телефону или общение с Робби меня будто бы пробуждали, вызывали какие-то эмоции… Теперь всё тускло и скучно…
Даутцен звонит так редко, она почти забыла про меня… Я должна была очень волноваться из-за Люми, но глаза мои сухи, а сердце не отзывается никак…
Я хочу весны, но не знаю, переживу ли эту зиму…
Нет сил ходить на почтамт и проверять электронную почту. Зато мне больше не нужен плейер, чтобы слышать музыку… Она вся во мне.
Мать говорит, что на меня жалуются учителя – я совсем забросила учёбу.
Доктор говорит, что у меня анемия и мне стоит лечь в больницу.
Робби говорит, что я могу часами сидеть молча, глядя в никуда, ни на что не обращая внимания… Говорит, что однажды сидел так со мной рядом часа три, а я будто спала с открытыми глазами.
Возможно, так и есть…
Во снах я вижу Город Мёртвых…
Красивая девочка лет двенадцати срезает чёрные розы…
Позеленевшие от времени плиты уходят под землю…
Каменные ангелы укоризненно смотрят на меня…
Кто-то лихорадочно стискивает меня в объятиях, хлопают двери, слышатся тревожные голоса…
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Меня разбудила ворона. Большая и чёрная, она сидела на ветке прямо возле моего окна и хрипло каркала. Потом шумно улетела.
На улице было не солнечно, но так светло, как бывает только от свежевыпавшего снега. Я постояла у окна, завернувшись в одеяло, полюбовалась на заснеженные деревья. Посмотрела на окошко Робби… Где он, интересно?.. Я не видела его с… не помню какого дня. Со вчерашнего? Или ещё дольше?
Мой самоотверженный рыцарь, я должна тебе больше, чем могу дать…
Улица манила свежим сладким воздухом, я неспеша оделась и вышла во двор, смахнула снег со скамейки и села. Похлопав по карманам, убедилась, что забыла взять плейер.
Что-то изменилось в мире. Стоило сесть и подумать, что не так…
Гроссен-Иден готовился к Рождеству и наверняка выглядел как красивая открытка… Но при этом очень захотелось в Берлин – к витринам магазинов, кондитерским лавкам, сияющим огнями площадям, к шумному водовороту людской жизни…
Наверное, мой организм просто поборол наконец какой-то вирус, температура спала, оттого я и чувствую себя так хорошо. Наверное, я, болея, всё время спала – все последние дни слились для меня в один бесформенный сумрачный сон, когда, просыпаясь время от времени, не можешь понять, утро уже, день или вечер…
Я успела вернуться в свою комнату, накраситься, слушая любимую музыку, когда зазвонил телефон и я кинулась отвечать на позывной моей Даутцен…
- Привет, малышка! – услышала я в трубке. – Как ты? Впрочем, ладно, выходи скорее на улицу, мы подъезжаем!
- Что?.. – опешила я. В ответ раздался длинный звук автомобильного клаксона. Причём я услышала его не только в телефоне, но и донесшимся с улицы…
Машина подъехала к моему дому. Даутцен выскочила из-за руля и мы встретились где-то посреди сугроба со счастливым визгом, смехом и объятиями… Я долго не могла разомкнуть рук, уткнувшись носом в рыжий мех её смешной шубки, и твердила, что я не верю, что мне это снится, что я ни за что не проснусь… Он в ответ смеялась и целовала меня в щёки, в нос, в губы…
Потом я увидела, как из её машины выбирается Робби. И его старший брат… «Не-е-е-ет!.. Это всё-таки сон...»
И всё же мне это не приснилось.
Уже потом, когда мы сидели и разговаривали в доме, я с Даутцен, Робби поодаль, и моя мать, вернувшаяся с работы, я смогла наконец осознать, что жизнь меняется.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Мне рассказывали историю, в которую я просто не могла поверить…
Оказывается Робби решил, что я буквально нахожусь при смерти. Скорее всего, повлияло на меня сочетание развившейся анемии и серьёзной ипохондрии – психического заболевания, истощившего организм вполне физически… Во всяком случае, так авторитетно высказался наш доктор.
Робби счёл, что мне, как переливание крови, срочно нужна положительная эмоциональная встряска. А поскольку я бредила только Катриной и Даутцен (и иногда – Люми), он вызнал у матери всё, что мог, о моей берлинской подруге, обратился за помощью к своему брату – чтоб не растеряться в городе и уж наверняка найти её, и они вдвоём поехали в Берлин на поезде.
Даутцен весьма удивилась визиту двух незнакомых юношей, но, выслушав Робби, отнеслась к его истории очень серьёзно. Быстро уладив кое-какие дела, она решила следующим же утром ехать ко мне, благо у неё появилась своя машина, и братьев Бломм она конечно же предложила подвезти домой. Через всю страну…
И вот она здесь, косится на меня и на Роберта, и я понимаю, что он рассказал ей всё, как есть, не утаив ничего… Конечно, у них было время поговорить обо мне…
А Робби так смотрит на меня… Он прекрасно понимает, что спас меня, но потерял… Не могу смотреть ему в глаза…
Прямо-таки чувствую, как он сидит, слушая разговор между Даутцен и моей матерью, твердит про себя: «Я знал, что так и будет, я знал, на что иду, я знаю, ради чего всё…» и пытается сдержать тёмную волну своих эмоций…
Разговор касается непосредственно меня.
Даутцен доказывает, что мне необходимо срочно вернуться в Берлин. Что она отправит меня на обследование в клинике, где сама проходит практику как студентка медицинской академии. Что я смогу вернуться в свою прежнюю школу и закончить учёбу там. Что я смогу жить вместе с ней в хорошей квартирке, которую она снимает в центре города.
Я не знаю, как она это делает, но она убеждает мою мать отпустить меня.
Возможно, та напугана моим недавним состоянием и соглашается с мнением медиков.
Возможно, ей уже не страшно оставаться одной в Гроссен-Идене, её жизнь здесь несомненно налаживается.
Возможно, судьба решила дать мне ещё один шанс.
Всё происходит как во сне. Они идут собирать мои вещи, потому что на следующий день мы отсюда уезжаем. Я сажусь рядом с Робби.
- Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, - шепчу я ему на ухо, и в первый и последний раз сама целую его.
- Хочешь пойти со мной в Город Мёртвых?..
- Нет! Тебе нельзя туда!.. – он прямо-таки подскочил от моих слов. Я покачала головой:
- Догадываюсь, если честно… Но я должна… Мне нужно хотя бы попрощаться… Я и Даутцен попрошу пойти со мной. И она не откажется, мы давно собирались это сделать. С тобой или без тебя, но я пойду туда. Хотя мне хотелось бы, чтобы ты пошёл тоже. Хотелось бы, чтобы ты знал: то, о чём мы говорили – не плод моего воображения…
- Всё так серьёзно?.. Почему только сейчас?.. Почему?
- Не знаю…
***********************
Едва начало смеркаться, а мы уже шли по тропе к моему Городу Мёртвых. Я держала за руки и Робби, и Даутцен.
И рассказывала про девочку Катрину и её пса Вольфганга, про тех, чьи имена исчезли из моей памяти, как сами они исчезают в рассветной мгле, про их трагедии и ошибки, но мало, так мало, лишь то, что удавалось вспомнить. Рассказывала отстранённо, будто про персонажей книги или фильма, будто узнала о них только от своего уже покойного соседа.
И тем не менее все понимали, что это не так.
Может быть, не верили мне до конца, подозревая проявления шизофрении… Но хотя бы не говорили этого вслух.
У рассыпающихся ворот Города моё сердце заколотилось от волнения. Что я, собственно, скажу Катрине?!.
Но…
Мы довольно долго ходили в потёмках среди деревьев, статуй и склепов, были в часовне, но нигде, нигде – ни звука, ни движения, ни ощущения… Ни Катрины, ни кого бы то ни было из вечно держащихся поодаль призраков…
Никого. Пустой Город. Я ничего не понимала. У моих спутников мысль о шизофрении, видимо, окрепла окончательно…
И только уходя уже обратно в Гроссен-Иден, хлюпая носом, я заметила, что Робби…улыбается. Развернула его к себе, вгляделась в лицо.
- Что-то хочешь мне сказать, Роберт?..
- Я… Я думаю, всё будет хорошо… - он ушёл от ответа, а через несколько шагов я и сама всё поняла.
Там, где стояла имитация надгробия с моим именем, было пусто. Покопавшись в снегу, я нашла только разбросанные обломки плиты.
Всё, Эмилии Браун больше нет в Городе Мёртвых…
- Это ты… - осенило меня, я ухватилась за Робби, не удержавшись на ногах. – Это ты!..
Но что мне делать – ударить его?.. Благодарить?.. Какое наитие сподвигло его на этот поступок?.. И кто мог бы сделать для меня больше, чем он?..
Это было больно. Больнее, чем уезжать из Берлина.
Наверное, Даутцен по-настоящему поверила Робби лишь когда увидела, как я рыдаю в снегу… Они вдвоём, поддерживая меня, довели до дома. Под конец я уже успокоилась. Всё кончено. Следовало понять это ещё утром. Город меня отпускает. Я должна отпустить его тоже.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
На следующее утро я, избегая долгих прощаний, отправилась начинать новую жизнь.
Даутцен, гордо сидя за рулём, увозила меня безо всяких сомнений. Единственную остановку мы сделали возле школы. Пришлось зайти туда, чтобы забрать мои документы.
На своих одноклассников я даже не обратила внимания. Зато они, собравшись на парапете, вовсю глазели на нас.
Я уже сидела в машине, когда увидела стоящего в стороне Робби. Мы долго смотрели друг на друга, прощаясь.
«Подойди…» - мысленно просила я.
«Нет…» - словно отвечал он, не сводя с меня глаз.
«Прости…»
Гроссен-Иден скрылся за поворотом лесной дороги, а я всё сидела, обернувшись, и не могла сфокусировать взгляд.
Пока Даутцен нежно не повернула меня лицом вперёд…