[Amores_Perros]

14.01.2015 в 12:57

Пишет  [ Lucifer ]:

14.01.2015 в 08:59

Пишет  Гермесова Птычка:

Отлично написано и очень полезно

13.01.2015 в 22:16

Пишет  Аквила:

☀124 О депрессии
02.01.2015 в 17:27Пишет  Gerristio:
Очень хороший пост жж-юзера halemaumau. О депрессии.
В общем, так. Меня зовут Оля, я довольно молода и буду довольно молодой
еще лет десять-двадцать, даже если продолжу бухать в лучших традициях
русской интеллигенции. У меня нет (во всяком случае, пока) рака, спида,
гепатита, рассеянного склероза и родильной горячки. Близорукость весьма
умеренная, гастрит успешно залечен. Все мои родственники и друзья живы,
плюс-минус здоровы и обитают далеко от зон каких-либо боевых действий. Я
живу в Москве, и у меня хватает денег, чтобы каждый день покупать кофе в
старбаксе (честно говоря, даже на сэндвич хватает, и еще остается). Я
люблю смешные картинки, велеречивость, секс, текст, тыкать пальцем в
закаты над Строгино и ни с хрена пить шампанское середь недели.

Я
бы не стала так кудряво себя анонсировать, не будь всей этой
разлюли-малине от роду неделя. В том смысле, что примерно неделю назад
антидепрессант, который я принимаю, наконец-то достиг в моем организме
нужной концентрации и начал действовать. Предшествовали этому
знаменательному событию - внимание, сейчас будет драматический пафос -
Три. Года. Ебаной. Пустоты. Если без пафоса, то у меня была самая
обыкновенная депрессия, если образно - то это были три года в обнимку с
дементором из "Гарри Поттера". Если в разрезе "на что я трачу жизнь
свою" - три года, которые примерно с тем же успехом можно было пролежать
в коме (хоть выспавшейся была бы, наверное). За эти три года я получила
диплом, сменила четыре места работы, купила машину и научилась ее
водить, еще что-то, еще что-то - короче, если проводить аналогию с комой
или летаргическим сном, я неоднократно заслужила приз "Почетный
лунатик".

ТРИ ГОДА. 1095 дней, которых как бы не было. Я тут
недавно где-то читала, что, мол, 23 года - это самый лучший человеческий
возраст. 22 и 24 наверняка немногим хуже, но мне этого уже никогда не
проверить.

В общем, я имею сказать (и, как мне кажется, имею
право сказать) о депрессии. Это слово используют все и постоянно, но я
ни разу не видела в этих больших русскоязычных интернетах внятной
попытки объяснить, что оно значит на самом деле (сбивчивые посты в
тематических жж-сообществах и статья в википедии не счет). Впрочем, даже
если кто-то уже все сказал, я скажу еще раз, потому что это, блядь,
важно и всех касается. Я начну с самого начала и, прошу прощения, это
будет длинно (даже слишком длинно, наверное, с массой ненужных
подробностей). Я еще напишу об этом сжато, емко и художественно, но пока
что пусть будет хотя бы так. Пожалуйста, прочитайте, особенно если у
вас депрессии никогда не было.

Для начала представьте, что у вас
настоящее, очень сильное горе. Допустим, умер кто-то важный. Все стало
бессмысленно и безжалостно, вы с трудом встаете с кровати и все время
норовите заплакать. Вы плачете, бьетесь головой о стену (или не бьетесь -
это уже от темперамента зависит) и вливаете в себя алкоголь. Все
утешают вас, вам пододвигают тарелочку вот с этим крутым пирожным,
которое вы так противоестественно сильно любите, и на третий-пятый раз
вы, в общем-то, соглашаетесь разок его куснуть. Потом вспоминаете, что
кредит невыплачен, собака невыгуляна, а еще вообще-то есть дело, которое
надо делать, и, кстати, посмотрите, какой нынче закат над Строгино
красивый, охренеть просто, а.

Депрессия - это когда вы не
откусываете пирожное ни на третий, ни на тридцать третий раз, и вам
просто перестают его предлагать. Если представить, что жизнь - это такая
разноцветная жидкость, которой заполнено человеческое тело, то
депрессия - это когда жидкость откачали почти до нулевой отметки,
оставив только какую-то мутную взвесь на дне, благодаря которой вы
можете пользоваться руками, ногами, речевым аппаратом и логическим
мышлением. Откачали и за каким-то лешим наглухо закупорили отверстия,
через которые можно было бы влить новую порцию. Кто, зачем и почему -
неизвестно. Может, ужасное событие было настолько ужасным, что от него
никак не оправиться (тогда это называют экзогенной, или реактивной, то
бишь спровоцированной внешними факторами, депрессией). Может, у вас от
природы уровень этой самой жидкости был чуть ниже нормы, а клетки, в
которых она хранилась, давали течь, и жидкость уходила из них
постепенно, годами, кап-кап. Это называется "эндогенная депрессия", и
так даже хуже, потому что вам вряд ли станут заботливо предлагать
пирожные, у вас вроде бы никто не умирал. У меня был промежуточный
вариант - я, в целом, и так не претендовала на титул "Мисс
Жизнерадостность", а тут еще и мир от души двинул мне в табло.

Депрессию
часто описывают в духе "весь мир стал серым", но это вопиющая
неточность. Мир остается цветным и многообразным, и ты это видишь, со
зрением у тебя все в полном порядке. Просто теперь весь цвет и
многообразие - это просто информация, от которой тебе никак, ВООБЩЕ
НИКАК. Не интересно. Не вкусно. Не радует. Непонятно, почему должно
радовать. Непонятно, почему радуются другие, зачем они шебуршатся,
что-то там читают, куда-то едут, собираются группами более и менее трех
человек. "Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется" - это
про депрессию. Не знаю, можно ли объяснить это человеку, который там, в
депрессии, никогда не был: тебя не трогает как сам факт разлива Дона,
так и его масштабы. Ручеек и океан не радуют совершенно одинаково.
Бессмысленно копить деньги, чтобы уехать из этой гребаной гайморитной
Москвы к морю - ты приедешь, уставишься на это море (синее, глубокое,
теплое, бескрайнее, наполненное разноцветными рыбами) и подумаешь: "Ага,
ну вот море. Цвет - синий. Глубина - столько-то метров. Температура -
столько-то градусов. Протяженность - столько-то километров. Фауна -
разнообразных форм и цветов. И?". Депрессия - это такая компактная
персональная зима, которая всегда с тобой, как тот праздник.

Я
знаю, о чем говорю - я ездила к морю в депрессии. Всю неделю я просидела
в лобби отеля, где был вай-фай, и глушила вискарь. Я потратила на
вай-фай и вискарь сумму, за которую можно было бы съездить на более
отдаленное море на вдвое больший срок. Когда я не сидела в лобби отеля, я
лежала у себя в номере, смотрела русский канал по телеку и глушила
вискарь, купленный в дьюти-фри. Несколько раз я сходила на море и даже в
нем искупалась.Один раз - надела маску и посмотрела на рыб под водой.
Написала несколько смс-ок родне и друзьям о том, что рыбы красивые, море
теплое, а я очень довольна отпуском. К счастью, я была на море одна,
иначе пришлось бы имитировать радость постоянно, а это очень
утомительно. Это, кстати, еще одна сторона депрессии, неведомая
здоровому человеку - ты должен постоянно изображать эмоции, которых не
испытываешь. Более того, ты плохо помнишь, как испытывал их раньше,
поэтому приходится напрягать мозги, конструируя реакции, которые у
нормальных людей возникают автоматически. Допустим, ты идешь по улице с
другом мимо цветущей вишни. Друг говорит: "Посмотри, как красиво!". Ты
смотришь.Фиксируешь: "Белый цвет лепестков. Солнечный свет падает под
тупым углом, за счет чего лепестки выглядят объемными. Это должно
вызывать во мне радость, поскольку эстетически привлекательно, но
достаточно умеренную, поскольку весьма обыденно и часто встречается в
это время года". Соответственно, ты говоришь что-то вроде: "Да, слушай,
офигенно! Как хорошо, что весна!". Впрочем, со временем логические
конструкции уходят куда-то в фоновый режим и у тебя в сознании просто
загораются лампочки - "радость", "интерес", "юмор". Ты прилежно выдаешь
нужные реакции и даже мысли не допускаешь, что может быть как-то
по-другому.

То, о чем я сейчас написала - это, если что,
умеренная такая депрессия, не тяжелая. То есть ты вполне в состоянии
изображать вменяемого члена общества, ходить на работу, поддерживать
какое-то количество социальных связей и автоматически, без интереса,
потреблять простенький контент типа сериалов и развлекательных статей.
Разумеется, все это дается не слишком легко, ты очень смутно понимаешь,
зачем оно тебе нужно, ты ни на что не надеешься, ты тупо выполняешь
некий набор действий (скорее всего, обильно заливаясь алкоголем по
вечерам).

А теперь представьте все то же самое с одним
дополнением: в вашу грудную клетку воткнут топор. Топор невидимый, крови
нет, внутренние органы работают нормально, но вам все время больно.
Больно независимо от времени суток, положения в пространстве и
окружающей обстановки. Так больно, что становится сложно даже
разговаривать - между вами и собеседником как будто метровая толща
стекла. Трудно понимать. Трудно формулировать. Трудно думать даже самые
простые мысли. Любое действие, которое всю жизнь выполнялось на
автомате, вроде чистки зубов или похода в магазин, становится подобно
перекатыванию с места на место огромных каменных глыб. Вам не просто не
нравится и не хочется жить - вам, натурально, хочется сдохнуть, причем
как можно скорее, и это не рисовка в духе "да лучше б меня самосвалом
переебало", это всерьез. Жить - мучительно и невыносимо, в каждую
отдельно взятую секунду. Вот это - уже настоящая депрессия, тяжелая.
Работать практически невозможно, скрывать от окружающих, что с вами
что-то не так, - тоже. Я провела в этом состоянии около полутора
месяцев, это было два с половиной года назад, и больше всего на свете я
боюсь, что когда-нибудь это повторится. Потому что это ад на земле, это
дно, это хуже рака, спида, войны и всех остальных несчастий, которые
могут приключиться с человеком, вместе взятых. Если бы в один из дней
тех полутора месяцев умерла моя мама или лучшая подруга, мне бы не стало
больнее, потому что параметр "боль" и так был выкручен до абсолютного
максимума, доступного моей нервной системе. Если бы умерли все люди,
которым было до меня дело, я бы просто покончила с собой. Вообще,
наличие людей, которым, по твоему мнению, от твоей смерти станет не
очень, кажется единственным достаточном основанием продолжать этот
кошмар. Вряд ли можно считать это проявлением альтруизма - это скорее
что-то из разряда давным-давно и не слишком осознанно заученных
прописных истин, которые держатся в башке до последнего.

Кстати,
депрессия может быть еще и тревожной. Это когда топор в твоей грудной
клетке кто-то вдруг начинает раскачивать из стороны в сторону. Со мной
это происходило каждое утро - я сидела под вытяжкой, прикуривала
сигареты одну от другой и мучительно боялась всего, от далекого будущего
до сегодняшней электронной почты. Иногда тревога нарастала ночью, я
часами перекатывалась от края кровати к стенке и заставляла себя
повторять: "Если я переживу это, я стану железной, если я переживу это, я
стану железной, если я переживу это...". Господа, это полный бред. Это
тот случай, когда, то, что тебя не убивает, делает тебя просто менее
живым, но никак не сильным.

Насколько я знаю, такие состояния
(когда с топором в груди) лечат в стационаре. Но многие худо-бедно
вылезают самостоятельно - помогает молодость, живучесть, вот это все. Я
тоже в какой-то момент вылезла - вместе со своим топором я дотащилась до
ближайшего к дому спортзала, купила абонемент (потом было очень странно
и страшно смотреть на свою фотографию в этом абонементе - это было
совсем серое, мертвое и опухшее лицо) и начала каждый день выгонять себя
на тренировки. Я въебывала до кровавого пота по два-три-четыре часа
ежедневно, иногда по два раза в день, и постепенно, очень медленно,
топор в груди начал растворяться. Через пару месяцев он
трансформировался в эдакий небольшой зажимчик, который по вечерам и
вовсе иногда пропадал. Не знаю, как это называется в медицинских
терминах, но из штопора я вышла. Нашлась работа, восстановилась
способность соображать, коммуницировать и даже что-то там конструировать
из слов. Я решила, что я вполне себе в норме.

И вот тут
спрятана большая жирная подстава. Потому что после месяцев прокручивания
через мясорубку твоя старая личность превращается в совершено
однородный фарш. Ты очень смутно помнишь, кто ты, что ты любил и что
доставляло тебе удовольствие (и доставляло ли что-то вообще). Это,
конечно, не амнезия, просто ты достаешься себе в виде набора высушенных
характеристик без всякого наполнения. "У меня аналитический склад ума".
"Я чрезмерно эмоциональна". "Я умею и люблю писать тексты". Ты берешь
эти слежавшиеся наборы слов, добросовестно напяливаешь на свой
внутренний скелет и все, вроде бы, окей. С одной ремаркой: ты не
помнишь, что "аналитический склад ума" , вообще-то, раньше означал
возможность приподняться над хаосом и увидеть в нем внятную структуру, и
как это было кайфово, и как ты любил свой мозг за то, что он это умеет.
И как вам с мозгом было интересно часами выстраивать цепочки
аргументов, любоваться ими, рушить их и выстраивать новые. Не помнишь,
что писать тексты - это священнодействие, боль и трепет, и как страшно
случайно промахнуться и наделать в ткани языка безобразных дыр, и какое
это острое счастье - все-таки поймать течение и аккуратно встроить свой
смысл в ДНК слов. И что чрезмерная эмоциональность - это способность не
раздумывая нырять в самые темные колодцы и пропускать через свою нервную
систему такие разряды, от которых слон бы заколдобился, что кроме
несовместимой с жизнью боли это такого же накала восторг, божественный
свет и альпийские вершины, и особенное, мало кому доступное равновесие
на тонкой дрожащей проволоке где-то между отчаянием и оргазмом.
(Подставьте сюда любые другие характеристики, суть останется неизменной -
вместо всей цветистости, которая раньше обозначала твое "я", у тебя
есть только какая-то пыльная мешковина).

Депрессия не
закончилась, но ты-то этого не знаешь, ты принимаешь десятиградусный
мороз за ноль. Ну а что, птицы на лету больше не замерзают, дышать
можно, - наверное, так всегда и было. Ты начинаешь жить как за мутным
стеклом, даже не догадываясь, что большинство людей живет как-то
по-другому. Иногда стекло слегка проясняется, и ты ощущаешь что-то вроде
радости (точнее заставляешь себя ощущать - радость не приходит сама
собой, ее надо долго и старательно из себя выковыривать; иногда
получается). Ты думаешь, что вот это - и есть пресловутые плюс двадцать
два, солнце и легкий ветерок, не понимаешь, в чем прикол, а на деле
термометр показывает минус два и под ногами у тебя грязь с реагентами.
Жизнь кажется занудной конференцией, на которую раз уж притащился, надо
остаться хотя бы ради фуршета, но на фуршете не дают ничего, кроме
заветренных бутербродов, и, несомненно, лучше было бы не приходить сюда
вообще.

Но раз уж родился и решил не умирать - надо отвечать за
базар и жить, думаешь ты. Поскольку само по себе это занятие тебя
совершенно не интересует, скорее всего, рано или поздно ты вляпаешься во
что-нибудь нездоровое. Депрессия - самое подходящее состояние, чтобы
вступить в секту, двинуться на религии, податься в серийные убийцы или
сесть на героин. С вышеперечисленным лично у меня как-то не сложилось,
зато я хорошенько отожрала трех других, не менее стремных, депрессивных
блюд.

Блюдо первое - конструирование смыслов. Я же не дура и не
мазохистка, чтобы тащиться по вымерзшей серой пустыне просто так,
процесса ради. Поэтому я напрягла мозги и придумала себе смысл и цель. Я
сейчас не буду вдаваться в подробности, но смысл был хороший,
гуманистический, и цель достойная. Проблема в том, что при полной
ангедонии никакие цели и смыслы ничего не освещают и не наполняют, они
дают лишь ощущение свинцового долга, к выполнению которого ты должен
гнать себя каждую секунду и в соответствие с которым должен быть
приведен каждый твой шаг. Ничто не делается просто так - я даже сексом
занималась с мыслью "Я делаю это для того, чтобы неудовлетворенность не
мешала мне идти к цели". Шаг в сторону влечет за собой внутренний
расстрел, напряжение никогда не ослабевает, расслабляться нельзя. Шансы
вылезти из депрессии при таких раскладах нулевые, потому что если где-то
на периферии и замаячит слабая тень радости, ты немедленно себе ее
запретишь, ибо к цели она тебя не приближает. Кроме того, безумно
болезненным (а боль, в отличии от радости, ты испытывать ого-го как
можешь) становится любое соприкосновение с чужими целями и смыслами. Не
потому, что ты считаешь свои единственно правильными - просто ты чуешь,
что другие несут все эти цели и смыслы как-то иначе. Что для них это,
видимо, не путешествие по пустыне с пушечными ядрами на обеих ногах,
среди колючей проволоки и сторожевых вышек. Ты не понимаешь,
завидуешь,злишься, отчаиваешься, замыкаешься. Твоя цель - это все, что у
тебя есть, при этом ты знаешь, что висишь на ней, как на отвесной
стене, буквально на одном ногте, и самая мелкая неудача может отправить
тебя вниз, обратно, туда, где бессонные ночи с топором в груди. И
однажды это происходит, потому что неудачи в любом случае неизбежны, а в
твоем тем более - ты загнан, измотан, почти недееспособен, какие уж тут
покорения вершин.

Блюдо второе - бессмысленная и беспощадная
работа. В историю с конструированием смыслов за три года депрессии я
вляпывалась несколько раз, в работу - только один, зато со всего
размаху. Когда смысл в очередной раз начал выскользать у меня из
пальцев, я работала редактором в издательстве корпоративной прессы
(чтобы иметь деньги, чтобы есть еду, чтобы идти к цели). Работа
получалась у меня довольно хорошо, и когда цель лопнула, я просто
продолжила ее делать - уже не "чтобы", а просто так. Я стала работать
больше и лучше, потом еще больше, еще, еще. Я работала по пятнадцать,
шестнадцать, восемнадцать часов в день. Я просыпалась ночью, открывала
рабочую почту и отвечала на письма. Когда я не спала, я проверяла
рабочую почту каждые три-пять минут. Утром я ехала в офис и работала,
днем иногда выходила куда-нибудь с ноутбуком и работала за едой, или
хотя бы отвечала на письма с телефона. Если в кафе не ловил вай-фай, у
меня начиналась паника, я судорожно запихивала в себя еду и буквально
бежала в офис. Я почти всегда уходила с работы последней, приезжала
домой или в гости и продолжала работать до глубокой ночи, постепенно
накачиваясь алкоголем до состояния, когда работать было уже невозможно и
получалось уснуть. Пила я каждый вечер, потому что иначе зажим в
грудной клетке начинал превращаться в старый добрый топор, а мне нужно
было работать. В выходные я тоже работала, а если вдруг не работала, то
чувствовала себя ужасно виноватой и пила в два раза больше. Я могла
говорить только о работе (да и общалась только с коллегами). Через
какое-то время меня повысили, и я пыталась работать еще больше, но
больше было уже некуда, и я чувствовала себя виноватой, и пила, и спала
по два-три часа, и постоянно боялась, что делаю что-то не так. Я не
любила свою работу, не видела в ней никакого смысла, не получала от нее
удовольствия, а зарплату тупо пропивала или отдавала маме, но продолжала
хуярить. Я не стриглась, не покупала одежду, не ездила в отпуск, не
заводила отношений. Изредка я шла одна в какой-нибудь бар, напивалась в
труху, перекидывалась какими-то словами с первым попавшимся пьяным телом
мужского пола и ехала к нему трахаться. В такси, увозящем меня домой из
какого-нибудь Отрадного, я проверяла рабочую почту и уже не помнила ни
имени, ни лица этого человека. Потом я перестала делать и это, и только
работала, работала, напивалась и работала снова.

А потом просто
пришел день, когда я не смогла работать - вообще, совсем, даже если
очень поднажать. Нервное истощение было, видимо, настолько сильным, что я
даже не помню, как объясняла начальству, что хочу уволиться, что делала
вместо проверки рабочей почты и обсуждала ли с кем-нибудь произошедшее.
Помню только абсолютную, стопроцентную, по пантону, пустоту внутри.

Блюдо
третье - любовь вместо чумы. По мотивам этой истории я когда-нибудь
напишу роман и сниму кино, над которым Канны взрыдают кровью, но сейчас
речь не о захватывающем сюжете.

В общем, со мной случилась
любовь. Нормальная такая любовь к живому и очень неидеальному мужчине,
не слишком взаимная, отягощенная сложными обстоятельствами - ну, со
всеми бывает. Но я-то жила в пустыне, за мутным стеклом, в мире без
радости и желаний, при вечноотрицательной температуре. И тут стекло
вдруг прояснилось, серотонин ударил прямо в мозг, температура подскочила
до плюс сорока, впервые за долгое, долгое время я почувствовала, что
что-то приносит мне радость. Что я чего-то хочу, черт подери.
По-настоящему хочу, без всяких сложных умственных конструкций. И это
что-то - вот этот человек. И все стало крутиться вокруг этого человека, и
это было совершенно закономерно, потому что только идиот уйдет в
пустыню от родника, и тридцать три раза плевать, какими там ядовитыми
колючками этот родник обсажен.

Перед каждой встречей с мужчиной я
знала, что на следующий день мне будет плохо, очень плохо. Мужчина
считал, что наши встречи - это неправильно, и, проснувшись рядом со
мной, был мрачен и холоден, и спешил уйти. Просить его остаться было
бессмысленно, и мне оставалось только пить и плакать. Но накануне все
это был не важно, потому что я его видела, и трогала, и говорила с ним, а
еще был секс, какого раньше со мной никогда не случалось, а ночью можно
было лежать и осторожно гладить его, спящего, по руке. Это была
настоящая радость, и хотя горечи в ней было, наверное, больше половины,
отказаться от нее было невозможно.

Мы с мужчиной вели
бесконечную переписку - каждый день с утра я начинала ждать, когда он
напишет. Если он не писал, зажим в моей грудной клетке превращался в
форменные тиски, и я писала сама, наплевав на все "советы мудрых
женщин", гласящие, что нельзя быть навязчивой. Он писал почти всегда, и я
отвечала, где бы и с кем бы не находилась. Я выпадала из разговора,
бросала работу, переставала следить за дорогой, выключала фильм и
уходила в эту переписку, потому что только она была интересна и имела
значение. Если мужчина хотел со мной увидеться, я отменяла любые планы.
Если мужчина неожиданно отменял встречу (а он часто так делал), в мою
грудную клетку немедленно втыкался топор и торчал там до тех пор, пока я
не "снималась" перепиской. Иногда отношения эти делали мне так больно,
что я, окончательно охренев, предпринимала попытку их разорвать.
Примерно через секунду после разговора о разрыве у меня появлялось
ощущение, что это меня разрывает на мелкие бессмысленные клочки, на
гребаные атомы. Меня просто парализовывало от боли, я выдерживала
несколько часов и писала - пожалуйста, прости, я была пьяна, под
наркотой, не в себе, я не хотела, давай вернем все как было, давай
вернем хоть как-нибудь. Ты хочешь просто дружить со мной? Хорошо, да
пусть дружить, только пиши мне, только дай мне тебя увидеть.

Это
был бесконечный цикл отдалений и приближений, и в какой-то момент
мужчина подпустил меня к себе очень близко, начал говорить мне всякие
хорошие слова, обнимать меня как-то эдак нежно и даже включать в свои
планы на ближайшее будущее. А потом вообще сказал, что я ему нужна, что
он вроде как остается со мной. Тут нужно отметить, что я все это время
очень старалась себя наебать. Я говорила - человек не может быть для
другого человека целью, смыслом и исходом. Если все это кончится, мне,
конечно,будет очень больно, но я переживу. Если он уйдет от меня
окончательно, я справлюсь (как именно - я предпочитала не думать). Люди
добрые, никогда не пиздите себе. Когда буквально через неделю после
хороших слов о том, что я ему нужна, мужчина по телефону сообщил мне,
что нет, он со мной не останется, и вообще вся эта мутная история
окончена, я очень четко поняла, что нихуя. Что человек может быть целью и
смыслом, и вот сейчас, в эту секунду, цель и смысл от меня уходят. И я
не знаю, как это пережить, и я не справляюсь. На этом месте со мной
первый раз в жизни приключилась настоящая истерика - сознание просто
вырубилось, и та ничтожная его часть, которая еще работала, слышала, как
кто-то орет моим голосом "НЕТ НЕТ НЕТ". Потом я писала мужчине
сообщения, кричала, плакала, смотрела в одну точку, ненадолго уснула,
снова кричала. Потом меня стало тошнить - я блевала весь день, до тех
пор, пока не уломала мужчину продолжать хоть как-то со мной общаться. Я
готова была умолять, угрожать, валяться в ногах и цепляться за его
штанины, потому что в мою грудную клетку уже воткнулся топор, а в мире
нет таких унижений, которые были бы хуже, чем жизнь с топором в груди.

Знаете,
что самое стремное во всей этой истории? Этих трех лет тоски, ужаса и
безумия могло просто не быть. Купировать мою депрессию оказалось не
сложнее, чем вылечить какую-нибудь лакунарную ангину. Две недели приема
удачно подобранных препаратов - и мутное стекло, отделявшее меня от
мира, исчезло. Многолетний зажим в груди, который уже казался мне
неотъемлемой частью моей анатомии, просто разжался. Я откинулась с зоны,
вышла из комы, вернулась с Крайнего севера - я не знаю, как лучше
описать это состояние. Мне стало нормально - наверное, так точнее всего.
Мне тепло, мой кофе крепкий и вкусный, листва на деревьях зеленая, и
над Строгино сегодня наверняка будет потрясающий, какой-нибудь
оранжево-зеленый, закат. Я вижу, что у всех людей разные лица, истории и
способы думать, мир переполнен хорошими текстами и смешными картинками,
в городе постоянно что-то происходит, а в интернете кто-то неправ, и
все это безумно интересно. Когда я слезу с таблеток и смогу продолжить
бухать в лучших традициях русской интеллигенции, мы с сестрой купим
бутылку шампанского и пойдем шляться по центру в ночь со вторника на
среду, перетирая за отечественный кинематограф, и это будет круто. А еще
я приеду к морю и забегу в него прямо в одежде, с воплем и брызгами - я
ведь обожаю море, просто совсем об этом забыла.

Вы не
представляете, какой это шок - вдруг вспомнить, что опция "справляться с
жизнью" включена в твою базовую комплектацию по умолчанию и не требует
постоянных мучительных усилий. Жизнь, оказывается, можно просто жить, не
напрягаясь, и даже корректировать по своему усмотрению. Когда к каждой
твоей ноге не примотано по пушечному ядру, эта самая жизнь кажется
легкой, как тополиный пух (который, кстати, я очень люблю, и который три
лета подряд не могла заценить). Без этих ядер у меня столько сил, что я
могу, как тот самый Мюнхаузен, запланировать себе на 8-30 подвиг, а на
13-00 - победоносную войну. Наверное, пора и правда завести ежедневник,
потому что у меня теперь вечно не хватает времени. Все ненаписанные за
эти три года тексты мучительно хотят, чтобы я срочно их написала, все
непрочитанные книги мечтают стать прочитанными, а абортированные мысли -
продуманными. Мне хочется разговориться со всеми людьми, мимо которых я
прошла, не заметив их, и съездить во все те страны, куда меня звали, а я
не поехала, отмазываясь безденежьем, а на деле просто не понимая, зачем
это нужно - куда-то ехать.

А еще очень жалко себя. Не в смысле
"никто меня не любит, пойду я на болото", а в прошедшем времени - очень
жалко этого отважного человека, который ухитрялся не просто ходить с
пушечными ядрами на обеих ногах, но еще и участвовать в каких-то
забегах, и даже иногда брать в них какие-то места. И немного обидно - от
того, что история трех лет моей жизни, героиня которой много страдала и
очень старалась, оказалась историей болезни.

Я начала писать
этот текст неделю назад, но специально не заканчивала его и никуда не
вывешивала - я опасалась, что все это какое-то отклонение от нормы,
неадекватность на фоне приема препаратов, гипомания, черт знает что еще.
Я десять раз переуточнила у психиатра, точно ли со мной все нормально,
прогуглила симптоматику гипоманиакальных состояний, поинтересовалась у
знакомых, не выгляжу ли я странной. Если верить психиатру, гуглу и
знакомым, а также моим собственным воспоминаниям о себе до депрессии
(подкрепленным, кстати, письменными свидетельствами), то да, именно
сейчас со мной все нормально. Я чувствую себя примерно так же, как
большинство людей (с поправкой на восторг неофита, конечно) и это очень
плохо укладывается у меня в голове. Три года, ТРИ ГОДА, БЛЯДЬ.

Если
что, это ни в коем случае не пост пропаганды таблеток. Я всего лишь
хочу сказать, что болезнь депрессия существует, что она может случиться с
каждым, что ее можно и нужно лечить и что я не понимаю, почему это до
сих пор не написано огромными буквами на биллбордах. Как именно лечить -
это уже к специалистам. Я не знаю, как работают все эти рецепторы,
захватывающие или не захватывающие серотонин и норадреналин (но,
наверное, теперь изучу - хотя бы по верхам). Может быть, кому-то и
правда могут помочь медитации, молитвы, разговоры, травяные отвары или
бег трусцой. Но если вы бегаете, молитесь и разговариваете месяц,
другой, третий, а депрессия не заканчивается - значит, конкретно в вашем
случае конкретно этот метод не работает, и надо искать другой. Если вы
не уверены, закончилась депрессия или нет - значит, она не закончилась.
Когда закончится, вы при всем желании не сможете этого не заметить. Это
как с оргазмом - если сомневаешься, испытываешь ты его или нет, значит,
не испытываешь, уж извини.

Понять, что депрессии больше нет,
очень легко. А вот допереть до того, что это ее раньше не было, а теперь
ты увяз в ней по уши, значительно сложнее. Я не могла допереть три года
- и сейчас я просто не понимаю, как такое возможно. Я живу в столице и
пью кофе в старбаксе, я образованна, имею доход выше среднего и
неограниченный доступ к информации - и за три года так и не врубилась,
что со мной что-то не так. Я даже ходила к психологам - и даже они
ничего не поняли. Может быть, это были просто плохие специалисты, а
может - это я оказалась хорошей актрисой и очень талантливо имитировала
нормального человека. Я говорила: "Меня мучает совесть за совершенный
поступок", "У меня сложные отношения с мамой", "У меня мучительные
отношения с мужчиной", "Я ненавижу свою работу", но мне ни разу не
пришло в голову сказать правду: "Меня ничто не радует и мне ничто не
интересно". Я просто сама себе в этом не признавалась.

В общем,
дорогие все, я заклинаю вас всеми вашими богами, теорией вероятности или
чему еще вы там поклоняетесь, - берегите себя! Эта хуйня подкрадывается
тихо и осторожно, и никто, кроме вас, не заметит, как ваш богатый
(сейчас это слово здесь без всякой иронии) внутренний мир превращается в
мерзлую пустыню. Да и вы не факт, что заметите. Поэтому следите за
собой - в прямом смысле следите, отслеживайте мысли и эмоции, и если вам
плохо или даже просто нехорошо две недели, три, месяц - бейте тревогу.
Идите к врачу, а если не можете идти - звоните кому-нибудь, и пусть вас
волокут туда хоть за ногу по асфальту. Пусть лучше тревога будет
напрасной - никто не станет назначать вам таблетки, если они вам не
нужны. Если вам плохо, больно и безрадостно много месяцев подряд - это
не потому, что у вас какой-то такой специальный возраст, не потому, что
вас кто-то не любит или любит не так, как нужно, не потому, что вы не
знаете, в чем смысл жизни, не потому что эта жизнь жестока и прямо
сейчас кто-то где-то умирает, не потому, что у вас нет денег или рухнули
какие-то ультраважные планы. Скорее всего, вы просто больны. Если в
этом месяце вам ни разу не было просто неплохо в моменте, потому что
тепло, светло, вкусно и люди хорошие, - с вами явно что-то не так. Если
вам кажется, что вас никто не понимает, и вам при этом больше 15 лет -
скорее всего, вас действительно никто не понимает, потому что здоровым
людям крайне сложно понять человека в депрессии.

Берегите себя,
пожалуйста. А если не убережете и начнется - шлите в хуй всех, кто
скажет, что вы просто тряпка, нытик, не нюхали пороху и беситесь с жиру.
Даже не пытайтесь вылечить себя мотивирующими цитатами о ценности
момента или надеждой на то, что все исправится, когда у вас будет больше
денег, смысла или любви. Даже не думайте читать в интернетах статейки
из серии "128 способов борьбы с депрессией", которые обычно начинаются
со слов "учитесь видеть во всем хорошее". Закрывайте на хрен всю эту
ерунду, идите к врачу и говорите все как есть, без рационализаций и "ну,
на самом-то деле все не так плохо, это я так". Если у вас есть дети,
берегите их тоже, расскажите им, что такое бывает. И у детей бывает
тоже. Сейчас я понимаю, что депрессивные эпизоды, пусть сезонные и не
очень продолжительные, случались у меня еще в начальных классах, а лет с
12 до 17 - вообще стабильно каждую зиму. Я была уверена, что это
нормально - превращаться в холодное время года в отупевший замороженный
полуфабрикат с прищепкой в груди и постепенно оттаивать к лету, писала
об этом стихи и очень удивилась, когда пришла очередная зима, а мне
почему-то было так же интересно и прикольно жить, как летом.

Это
действительно стремно. Об этом действительно стоит писать на
биллбордах, снимать социальную рекламу и рассказывать в школах.
Депрессия - это вам не рак, конечно, от нее обычно не умирают, но с ней и
не живут. Человек в депрессии ничего не может дать этому миру, он
становится вещью в себе, и миру он не нужен точно так же, как мир ему.
На депрессивного сотрудника не подействуют никакие навороченные системы
мотивации. Бессмысленно пытаться насадить нравственность, патриотизм или
ультралиберальные политические программы в депрессивного гражданина.
Депрессивному зрителю бесполезно показывать потрясающее кино и крутить
перед ним добротные рекламные ролики, призывающие купить киа рио и
кока-колу.

"Плохо, ежели мир вовне изучен тем, кто внутри измучен".

+прода

@темы: Честно стырено